Священник Димитрий Шишкин
Всё живое в этом мире ищет для себя блага в житейском смысле, но только человек призван к обладанию благами духовными, высшими, и жажда этих благ заложена в самой его природе, если только он не угашает в себе этот дар. И когда мы задаёмся вопросом: о чем и как молиться Богу, то первый ответ всегда должна подсказывать нам сама эта духовная жажда. Помните, как у псалмопевца Давида сказано: Как олень стремится к источникам вод, так стремится душа моя к Тебе, Боже (Пс. 41, 2).
Господь Сам говорит, что Отец Небесный даст блага просящим у Него (Мф. 7, 11). И под благом здесь понимается не еда и питие, не одежда (не обычное, потребное в житейских нуждах), а благодать Духа Святаго, как об этом и говорится прямо в другом Евангельском отрывке (ср. Лк. 11, 13).
Высшее благо для нас — это стяжание духа Христова, чтобы мы были во всём подражателями Ему, но подражателями не механическими, а живыми, чтобы в нас присутствовали те же чувствования, что во Иисусе Христе. Этого нам надо искать более всего, об этом иметь главное свое попечение и заботу.
Но бывает так, что это наше естественное стремление, будучи заглушаемо суетной, греховной и плотской жизнью, ослабевает и гаснет в нас настолько, что вместо живого стремления к Богу остается только смутная мятежность и тоска от неизбывной и необъяснимой с житейской точки зрения мучительной неудовлетворенности.
И тогда есть только один путь возвращения к живой и естественной вере — это путь слушания Слова Божьего. Сознательное и, может быть, даже с понуждением волевым стремление узнать о Боге то, что Он Сам благоволил нам открыть о Себе, о мире и о призвании нашем. Это желание узнавать о Боге всецело находится в нашей власти, связано с нашим свободным выбором. И если мы среди бесконечного множества разнообразных и преходящих вещей этого мира выбираем Слово Божие, то мы избираем благую часть (Лк. 10, 42), как Сам Господь говорит о желающих слушать Его. И апостол Павел говорит, что вера происходит от слышания (ср. Рим. 10, 17). То есть когда мы слышим Слово Божие, или читаем, или воспринимаем его как-то иначе (потому что есть люди, неспособные ни к слушанию, ни к чтению, но и от них не сокрыта возможность приобщения Слову Божьему) — вот когда мы воспринимаем те самые глаголы жизни вечной (ср. Ин. 6, 68), о которых говорит Господь и апостолы — то мы таинственным образом питаем душу духовным хлебом, придаем ей духовные силы, приобщаемся животворящей силе. Как и Господь говорит: Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4, 4). И как человек, восполняющий силы вкушением хлеба, приходит в полное и здравое своё самочувствие, так и человек, питающийся Словом Божиим, постепенно входит в полное и здравое своё устроение, основанием которого является добрая связь с Богом посредством веры и исполнения Божиих Заповедей. И смысл веры заключается в исполнении Слова Божьего. Апостол Павел так и говорит: вера есть осуществление ожидаемого (Евр. 11, 1). Мы ожидаем полноты исполнения Царствия Божьего, а вера помогает нам уже здесь и сейчас делать то, что от нас зависит, чтобы Царствие Божие являло себя и на земле, как на Небе. То есть чтобы и телесная наша жизнь во всём её благословенном и добром разнообразии была исполнена Духа Святого, то есть была правой, честной и безгрешной. Конечно, настолько, насколько это возможно в условиях реальной действительности и в условиях нашей непрестанной борьбы с грехом. И, конечно, вот это торжество Божественной правды в нашей душевной и телесной жизни, в нашей личной жизни, в жизни нашей семьи и общества — это первое и главное, о чем нам надо слезно просить Бога.
Но как просить? Именно, что с усердием и постоянством. Невзирая на обстоятельства переменчивой внешней и внутренней жизни. И вот здесь нам опять Господь подаёт пример через братьев наших меньших. Помните, как Спаситель говорит о птицах небесных, что они не сеют, не пашут, а Господь питает их (ср. Мф. 6, 26). Как же именно питает? Всевозможными путями, в том числе и через нас — людей. Но вот что важно: сами птицы усердствуют в поиске пропитания и в этом своем усердии показывают нам пример того, как и мы сами должны просить Господа, но только не о земной пище, а о высшей, духовной.
У нас на карнизе, с внешней стороны кухни и на балконе обитает уже не один год пара голубей. То есть они появляются там периодически, питаясь от нашего дома, и для них это стало такой же естественной и неотъемлемой частью их жизни, как летание, курлыканье и свивание гнезда по весне. Но они не просто питаются — они просят, требуют пропитания с настойчивостью и с постоянством. Не случайно преподобный Паисий говорил, что мы для животных как боги, и они от нас ожидают милости…
«Глава семейства» — маститый голубь, бывалый и переживший немало. Об этом говорят хотя бы лапки его, по-видимому, отмороженные когда-то, потому что на одной у него недостаёт пальца, а вторая и вовсе представляет собой культю, на которую он прихрамывает, когда прогуливается неспешно по подоконнику. Подруга его — по видимости, моложе его и бойчее, и неустанно, в перерывах между кормежками, проявляет о нем самую трогательную заботу. То блошек выискивает с нежным курлыканием, то «целует» заботливо.
Оба они, по-видимому, считают, что балкон наш и карниз кухонный — это их «вотчина», и когда залетают сюда иные собратья — начинаются настоящие битвы «за сферу жизненных интересов». Тут и трубные звуки всех угрожающих и воинственных оттенков, и хлопанье крыльев — которыми голуби, оказывается, лупят друг друга почем зря, так что только перья летят, и «героическое» раздувание и выпячивание груди, и все прочие шумные атрибуты голубиных боёв. Балкон у меня приоткрыт, я с утра печатаю иногда на компьютере, и вот, когда голубиная братия поднимает совсем уж невообразимый шум, — я выхожу, чтобы их разогнать. Но это бывает нечасто, только когда на «кровное» посягают залетные. А большей частью жизнь голубиной парочки протекает тихо и мирно.
Итак, раннее утро. Я захожу на кухню, жалюзи и шторы закрыты, но я знаю, что с наружной стороны, в любое время года и в любую погоду, на карнизе уже ждет или сам «бывалый», или в паре со своей ненаглядной голубкой. Прежде всего я догадываюсь об этом по характерному и даже, как я думаю, нарочитому «топотанию», которым голуби стараются привлечь внимание, едва поймут, что кто-то появился на кухне. Я их так и называю за эту «чечетку»: «голуби-топотуны». Но если эта «мера влияния» не оказывает должного воздействия — начинается настойчивое и внятное «мычание». Да, я не оговорился, и, представьте себе, голуби, когда хотят напомнить о себе и привлечь внимание — начинают «мычать». Вот и матушка моя заходит на кухню и, услышав это «мычание», ещё никого не видя за закрытыми ставнями и жалюзи, уже искушенно замечает:
— О, прилетела парочка, Абрам да Сарочка!..
Шторы открываются, мы готовим завтрак, общаемся, но между делом замечаем, как из-за закрытых и занимающих половину окна жалюзи периодически высовывается и заглядывает в кухню любопытная голова с внимательным, в оранжевом ободке, глазом. Головка как бы говорит: ну что вы там, про нас не забыли? И для верности опять начинается согласное «мычание». И так продолжается… сколько надо. То есть до тех пор, пока створка окна не приоткроется и хозяйка не просунет в расковырянную в низу противомоскитной сетки дырку — зерна или хлебушка, что придется. И вот тут начинается ликование и буйство восторга. Не забыли! Ура! Накормили!.. К слову, сама эта дырка образовалась не естественным путем, а именно вследствие, с одной стороны, неотступных и настойчивых просьб, а с другой — «сдавшегося» на милость сердца.
Здесь еще надо сказать, что (уж не знаю, к стыду нашему или нет), мы не раз зарекались эту нашу «благотворительную столовую» прикрыть. Потому что, как я уже сказал, не одна эта парочка прилетает, а и другие голуби залетают порой, причем как правило, небольшими и бестолково-шумными стаями, и загаживают они «в благодарность» карниз оконный и балконные перила, лихо превращая их в «Авгиевы конюшни». И если выходишь после таких визитов чудесным летним вечером на балкон подышать свежим воздухом, то первым делом озадаченно ищешь место — куда бы опереться руками, чтобы не угодить в «благодарственное приношение». Да и просто, как я уже рассказывал, соберется такая голубиная бестолковая толпа, невесть откуда взявшаяся, и все гудят, мычат, дерутся, требуют хлеба, треплют друг друга, бывает, и цветы на балконе потопчут… Словом, порой эта требовательная толпа просто достает своей наглостью, честное слово. И вот в такие моменты матушка моя (а она, несомненно, главный «спонсор» всех этих «сирых и обездоленных») сердито объявляет о прекращении кормежки. И действительно несколько дней терпеливо переносит все карнизовые баталии, и драки, и шум, и бестолковую толчею, и даже требовательные постукивания в окно клювами. Но стоит каким-нибудь неожиданно тихим и будничным утром опять появиться «бывалому» со своей подружкой, стоит матушке услышать их настойчивое, но какое-то всё же деликатное «мычание», увидеть их трогательную заботу друг о друге, как жена «ломается» и отпирает опять, казалось бы, уже навечно закрытую ставню, и проталкивает хлебные крошки в расковырянную дырку, и все начинается сначала…
Начинается всё сначала, потому что надо же нам как-то напомнить: просите и дано будет вам; ищите и найдете; стучите и отворят вам (Мф. 7, 7). Только бы мы не ждали, что всё случится само собой, а тоже просили с настойчивостью и постоянством…
Этой весной «бывалый» нас удивил, он стал приносить веточки. То есть не то чтобы он просто «проходил мимо» с этими веточками в клюве, а именно приносил, и заглядывал в окошко, и ждал, пока появится «хозяйка», и чуть ли не вручал ей эти «веточки мира» — настойчиво и терпеливо. Мы всё пытались понять, что бы это значило, и шутили, что «бывалый» приглашает матушку стать «старшей по гнездовищу». Но, так или иначе, вспоминалась всё время история с Ноем и голубем, который принес свою веточку в клюве, как символ милости и примирения человечества с Богом…
