Сегодня отпевание митрополита Чувашского и Чебоксарского Варнавы. 300 лет в его роду поколение за поколением служили у престола Божия. Деда-священника репрессировала советская власть, он погиб в ГУЛАГе. Отца арестовали всего за четыре дня до уже назначенной хиротонии. Пришли и за мамой. «Но ее не смогли арестовать, – рассказывал потом владыка Варнава, – потому что мама в этот момент рожала меня». Отец, как и дедушка, сгинул – вестей от него больше не было. Вдова осталась с четырьмя детьми на руках. Жили впроголодь. Приходилось и побираться. Только вера и спасала. А еще – молитва.
Владыка Варнава преставился на 90-м году. Скольких он за эти десятилетия спас своей молитвой и примером для жизни вечной! Своего архипастыря-отца вспоминают клирики его епархии.
«Я вспомнил, как Господь страдал, и мне было совсем не больно»
Протоиерей Николай Иванов, секретарь Епархиального управления, настоятель Покровско-Татианинского собора г. Чебоксары:
– Знаю владыку Варнаву более 25 лет. Был келейником, потом секретарем. Владыка за всё это время ни разу не был в отпуске, чтобы, как мы привыкли, отдыхать. Ездил только в Иерусалим, – но в этом паломничестве служил по возможности каждый день.
Святый град Иерусалим он очень любил. Все Патриархи, епископы его там знали, любили. Где ни попросит послужить, всюду разрешали. Хотя не всем архиереям так всюду на Святой Земле все двери открываются.
Владыка – молитвенник. Всегда читал утреннее и вечернее правило. Всех, кто приходил к нему, – принимал. Не смотрел ни на сан, ни на звание, ни на положение в обществе. Принимал любого. Каждый день был на рабочем месте. Буквально до последних дней, пока не слег.
Начиная с Лазаревой субботы, ежегодно, вообще служил утром и вечером всю Страстную, потом точно так же – всю Светлую седмицу, и заканчивал это непрестанное служение только к Радонице. Но и так старался не пропускать ни одной из служб.
Владыка был очень мудрым. Всегда находил, что сказать. Много давал интересных комментариев. Однажды приезжает к нам дама-министр. А он ее и попросил о самом на тот момент насущном:
– Вот бы к празднику асфальт положить, – а то ни подъехать, ни пройти в дождливую погоду к храму было.
Это владыка еще по детству привык босиком – и по грязи, и по морозцу – в храм бегать, а ботиночки, чтобы не разбить да не запачкать, уже прямо перед входом в церковь надевать. Он и потом всю жизнь, уже будучи архиереем, ходил в тонком сатиновом подрясничке да в кирзовых сапогах. И ни в какие морозы дополнительно не утеплялся. Но кому из нас сейчас такие подвиги доступны? О других-то он не то, что о себе, – заботился.
Так вот, дама-министр послушала архипастыря, да и разошлась:
– Нету сейчас возможности! Где я вам технику возьму?
А он ей:
– Я-то думал, ты такая добрая, приветливая. Улыбаешься же всегда. А ты, оказывается, злая… Не знаю, что с тобой делать даже…
И оттого, что он ей так это всё просто сказал, прямо по-детски, – откуда ни возьмись вдруг и техника чуть ли не через 15 минут уже подкатила, люди какие-то засуетились сразу, что-то там разгребать стали, вот уже и пар от расстилаемого асфальта идет… Вот такие чудеса творились.
Из любого положения выход мог найти. С юмором ко всему подходил. Добрый он был архиерей. Любящий. Отец для всех.
Ничего своего у него практически не было. Какие-то разве что церковные принадлежности. А так все, даже свою пенсию, раздавал на нужды строящихся храмов. Как-то раз к нему пришел глава города, мы разговорились, сказали ему всё, как есть: владыка ничего не копит, всё на нужды храмов отдает.
– Да у меня и родственников нету, – тут же отозвался Его Высокопреосвященство и шутя добавил: – А если буду копить деньги, то и родственники появятся.
У владыки Варнавы одно всегда наставление к священникам было:
– Батюшки, Господь всё и всегда видит. Каждое наше действие, любую мысль. Если вы хотите служить, не читая правила накануне, или еще чего там делать не так… Помните: Бог поругаем не бывает. Накажет.
Богу владыка действовать предоставлял. А сам каждого священника любил все равно что сына родного. Когда и поругает немножко, то по-отечески. Только если, конечно, кто-то серьезно провинится, – тогда прещения налагал. А так – старался, чтобы человек сам исправился. Молился за всех, особенно за духовенство. Опекал. Всех жалел. Это на себя он внимания не обращал обычно.
Первое лекарство владыка выпил ближе уже к 70-ти годам. До этого я его спрашивал, он отвечал:
– Я не знаю, что такое лекарство.
Это мы сейчас, чуть что прихватит, – сразу, мол, ой, мученики. А у него детство такое было: ни еды, ни одежды, притеснения, побои. Однажды, вспоминал, бежал в храм на службу вечером под Великий Пяток. Его поймали и начали дубинками бить за то, что в Церковь ходит. А он говорит: «Я вспомнил, как Господь страдал, и мне было совсем не больно». Те к нему подступают:
– От храма откажись, не ходи больше.
А он и отвечает:
– Нет, не откажусь.
Чистый ребенок, не мог слукавить. Так эти дружинники и отстали от него, и больше не препятствовали ему в храм ходить. «Били меня этими дубинками, – вспоминал, – а мне приятно было».
В лавре, уже будучи монахом, отец Варнава каждый день на службы ходил. Братский молебен никогда не пропускал. Не опаздывал. Мы с ним всюду и потом по приходам здесь, уже в Чувашской епархии, колесили. Ни разу не помню, чтобы владыка на службу опоздал и его кому-то ждать пришлось. Хотя было: однажды машина поломалась. Но это ведь один-единственный раз – за все 25 лет, пока я был с ним рядом. А так – всегда вовремя к службе подъезжал. На всенощном бдении владыка обязательно сам всех помазывал. А после литургии каждого прихожанина сам лично благословлял.
Перед литургией мы с владыкой непременно читали правило ко Причастию. Никогда он не нарушал постных дней. Был очень строг к соблюдению Устава. У него уже даже диабет начался, но он перед литургией все равно ничего не ел и даже лекарство не принимал.
К себе относился очень строго. Как монах всю жизнь и прожил. Домик у него был старенький, ничего особенного. Ни дач, ни дорогих средств передвижения не признавал. Любил свой «Жигуленок», семерочку. Только на совсем уж дальние приходы его возили на чем-нибудь посерьезней. А так, жил очень скромно.
Никогда не нарушал заведенного правила, чтобы опустить утренние или вечерние молитвы. Для него это было обязательно. До последнего дня. Даже когда его уже в больнице в последний раз причащали, он настоял, чтобы келейники правило ко Причастию прочитали. Хотя вообще-то в таком состоянии и без всяких молитв причащают обычно. Но для него это было принципиально. Всю жизнь – в молитве.
Он никогда не связывал свободы человека
Протоиерей Михаил Павлов, председатель Епархиального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, настоятель храма в честь Иконы Божией Матери «Скоропослушница» г. Чебоксары:
– Владыку Варнаву я с самого детства знаю, еще с дошкольных лет. Отец у меня священник. Так что я и иподиаконствовал у владыки в свое время, читал у него на службах. Он всем нам – отец. Мог, конечно, и пожурить. Но как-то так, беззлобно. По-отечески. Тут же забудет. Улыбнется.
Всех всегда принимал. Даже на Страстной седмице, на Светлой. Хотя он в это время и служил утром и вечером, и службы длинные, уставные были. Ничего никогда не сокращал на своих службах, и других священников не благословлял ничего форсировать.
В алтаре всегда такое благоговение хранилось. Это вроде бы элементарно. Но простое мы и упускаем часто. А владыка как-то всё умел поставить так, чтобы не перед ним трепетали, а Бога боялись, любили. Всё остальное непрочно.
К нему всегда можно было обратиться, прийти в епархиальное управление за советом. И в духовной жизни получить наставление, и даже по-житейски. И всё он говорил из опыта богообщения, молитвы. Утром служит, потом в епархию едет – принимает народ, вечером опять служит. И так каждый день. Вот это архиерей. И всегда с народом. Проповеди такие доходчивые для каждого говорил. Что-то простое, жизненное, что каждому нужно. «Всех любить. И врагов, и благодетелей. Ко всем добрым быть – вот таким призван быть человек. Тогда и вас все любить будут».
Сами люди всегда поддержку своего архиерея ощущали. Добрый. Отзывчивый.
Божию Матерь очень почитал. Всегда наставлял полиелеи, всенощные служить – чтить ее память особо. Акафисты читать. Как-то раз у него благословения просили привезти чудотворную икону Божией Матери «Всецарица», а он такие слова сказал:
– Конечно! Как же я не благословлю? Накажет еще меня. Обидится.
Преподобного Серафима Саровского очень любил. Его память зимой и летом особо торжественно отмечали. Рассказывал, когда еще только его мощи после советского разорения второй раз обрели, сомнения его одолевали: «‟Точно ли это мощи преподобного? Мало ли чьи там останки в запасниках музея нашли…”. Стал молиться. А внутренне успокоиться все не могу». И вот, говорит, ему преподобный во сне явился:
– Это мои мощи. Верь, не сомневайся, молись мне, – и стал невидим.
Но увидел он его во сне именно на том месте, где, оказывается, – на солее левого придела в Богоявленском Елоховском соборе, – его мощи и стояли, пока их обратно в Дивеево не перенесли. Впоследствии пришел он мощам поклониться и изумился.
У владыки вообще таких вещих снов много было. И когда он еще был архимандритом в Троице-Сергиевой лавре, ему как-то приснилось, что архиерей в Чебоксарах скончался, а Патриарх Пимен его туда отправляет. Встал утром, поспешил на братских молебен, да там, у мощей преподобного Сергия, действительно о кончине этого архиерея узнал… А после вышло так, что его на нашу кафедру как раз и назначили.
Я, кстати, в этом году в архивах поднимал документы, – удивительно, даже местные уполномоченные по делам религии о владыке Варнаве какие-то уважительные характеристики писали. Хотя сначала, конечно, те еще были бои. Как только владыка приехал сюда на кафедру, уполномоченный ему заявил, чтобы к нему только в светской одежде являлся, по приходам не ездил, кандидатуры на учебу в семинарию у него утверждал, проповеди также – только при согласовании, а также потребовал снять секретаря епархии и настоятеля Введенского собора и поставить тех, кого укажут. А владыка по всем пунктам дал отпор: увольнять он никого не собирается – «Они не у вас, а у меня работают»; проповеди править: «У вас богословского образования нет»; точно так же как и «решать, кому в семинарии учиться, не ваше дело»; по приходам ездить он должен, как архиерей: «Это моя прямая обязанность»; а светской одежды у него давно уже нет: «Сами тогда ко мне приходите». Еще и припечатал: в Москве заявит, что здесь уже есть «управляющий епархией». Так его и зауважали.
Владыка и в наше время у властей пользовался авторитетом. А народ-то его как любил. Он всегда всё всем нуждающимся раздавал. Вот и недавно как-то позвонил:
– Приезжайте, заберите, мне столько не надо. Раздайте.
Мы у него какие-то мешки картошки из кладовки погрузили, еще что-то. А ведь действительно ему оказалось всё это уже не нужно. Открыто ему, что ли, это было? Он всегда во все проблемы приходящих к нему вникал.
Помню такой случай. У нас у одного батюшки от матушки все врачи уже в один голос требовали прервать беременность: мол, болен ребенок, нельзя рожать. Пришла она к владыке:
– Что делать?
А он:
– Ничего не надо делать. Все будет хорошо. Рожай.
На нее чуть ли в милицию уже подавали заявление. Медики просто неистовствовали: под вашу ответственность.
А она, как владыка благословил, родила – здоровый ребенок. Уже вырос: 20 лет. Она и потом еще рожала. А если бы на аборт пошла?..
Всегда было так: как скажет владыка, так и надо поступать. Сделаешь по-своему, жалеть будешь. Помните, даже в книге «Несвятые святые» написано, как Господь всё владыке Варнаве мог открывать. Он никогда ничего никому не навязывал. У него просто спросят совета, он и ответит:
– Я думаю, надо сделать вот так.
А там уж твое дело – как ты поступишь. Не давил. Просто как отец посоветует. Он никогда не связывал свободы человека. Старец-архиерей. Но никогда никакого диктата не было: мол, слушайте меня. Ни в коем случае. Не властвовал над людьми. Это самое низкое – порабощать за счет любого ресурса власти, тем более духовной.
Молитвенник. У него же в роду священники с XVII века. А каких он сам еще пастырей застал! Никаких тогда машин не было. Пешком за множество километров по любой погоде ходили, причащали народ. Конечно, когда есть образцы такой жертвенной любви, то и у людей ответно – горение веры, благоговение настоящее. Так и владыка наставлял: в любое время суток будьте готовы откликнуться.
Сейчас владыка Варнава преставился, а его смерть коснулась сердец даже людей, казалось бы, совсем светских, далеких от Церкви. Для всех он – значимый человек, родной по-своему.
Когда владыка почти 45 лет назад приехал в Чебоксары, тут всего-то три с лишним десятка приходов на всю Чувашию было. Сейчас их в 10 с лишним раз больше. 7 монастырей восстановлены, люди к монашеству потянулись. Чебоксарское епархиальное духовное училище открылось. Молодежь, сколько помню, тянулась к архиерею, это были совершенно разные люди, разных специальностей, но каждому он мог дать исчерпывающий ответ на его запрос. В 1990-е годы владыка чуть ли не каждые выходные на службах кого-то в диаконы, во пресвитеры рукополагал. Библию на чувашский язык за годы его управления епархией перевели. Он стал просто духовным отцом всему чувашскому народу.
«С Богом всегда легко»
Протоиерей Александр Панзин, настоятель храма Великомученика Георгия Победоносца в поселке городского типа Вурнары:
– Владыку знаю уже более четверти века. Был у него иподиаконом. После рукоположения, помню, я у своего духовника спросил:
– Как же мне, батюшка, жить теперь, чтобы всегда по-священнически поступать?
– Ты, – говорит, – смотри всегда на нашего владыку Варнаву, не ошибешься.
Он просто задает своим примером траекторию духовного развития. Как камертон: всё, что по его благословению, – с волей Божией согласно. Сколько раз убеждаться в этом приходилось. Просто смотри на владыку – и поступай, как он учит своей жизнью, словом.
Много за эти годы перед глазами было примеров жизни владыки со Христом. У нас недавно в епархии книга издана, которая описывает его жизненный путь. Ее название для нас (особенно в эти тревожные времена) – точно девиз: «С Богом всегда легко».
Владыка Варнава для всех нас, священников, кого он рукополагал, – родной отец. Всех он нас, свое духовенство, паству, любил, вразумлял, как мог. Бывает, даже кто-то провинится, но не было такого священника, которого бы владыка полностью отверг. Даст епитимью для исправления, – исполнив ее, те, кто, конечно, хотел, возвращались. Все мы, безусловно, разные. Несмышлёные, непослушные порою. Но все у нас в епархии было как в большой семье. С доверием и любовью друг к другу.
Когда два года назад у меня тяжело заболел, а потом преставился духовник, я подошел за благословением к владыке:
– Как мне быть?
А он сразу же отозвался:
– Давай ко мне.
Это было очень благодатное время окормления у него. Всё всегда прямо можно было спросить. Все его жизненные истории, которые он рассказывал, были всегда очень назидательны и полезны.
Помню, когда мы были с приходом в паломничестве на Святой земле, спросят нас:
– Откуда вы приехали?
– Из Чувашии, – говорим.
Люди как-то так отстраненно всё воспринимают: это им ни о чем не говорит. А когда скажем:
– У нас там владыка Варнава, – все сразу же улыбаться, кивать начинают.
Помню, я как-то встретил одного еврея, он даже не крещен был, хотя и объехал уже множество христианских святынь по миру. И вот, он выходит после службы, которую наш владыка возглавлял, весь потрясенный, и вид у него такой, как будто ему очень жарко.
– Чего еще искать, – говорит. – Вот старец.
Люди, даже нецерковные, впервые увидев его, признавали за ним харизму, благодать Божию.
Или, помню, когда я еще только в семинарию в Казань ехал, встретил на вокзале каких-то бабушек-паломниц, разговорились. Опять же, вопрос:
– Откуда ты?
– Из Чебоксар.
– Не знаем.
– У нас там владыка Варнава.
– О! Владыку Варнаву знаем! – они его еще, оказывается, по Троице-Сергиевой лавре помнили.
Когда он только приехал в Чебоксары, его на перроне встретили двое бородатых мужчин в светской одежде. А владыка в рясе вышел, с посохом. Окинул их взором… Им потом досталось. Все-таки для него мирская одежда на священнике была неприемлема. И это отнюдь не формальный вопрос.
У нас, у чувашского народа, твердая вера: наш архиерей – святой жизни человек. Многие и о его прозорливости свидетельствуют. Помню, после пяти лет моего священства владыка дал мне послушание, которое переменило всю мою жизнь. Не скажу, что я уж сильно противился, – ослушаться я, разумеется, не мог, но внутренне роптал: не хотелось браться. Я ему, конечно, ничего не говорил, но и скрыть от владыки ничего нельзя было. Так что он меня сразу же приободрил:
– Подожди-подожди, через несколько лет ты меня еще благодарить будешь.
И действительно, прошло несколько лет, владыка мне даже припоминал время от времени:
– А помнишь, ты меня ослушаться хотел? – я ему ничего не говорил об этом… – А теперь вот радуешься.
Наш храм Великомученика Георгия Победоносца очень непросто строился, – в течение 14 лет. До меня там сменилось несколько настоятелей. Когда владыка меня сюда перевел, я ему сразу сказал: «Я неопытный». А он благословил нас еженедельно читать акафист святителю Спиридону Тримифунтскому. Владыка его очень почитал. Так вот, все эти последние 6 лет мы с приходом его и читаем. Так, с Божией помощью, храм и достроили. Стали уже и другие акафисты читать.
У владыки была детская, прямолинейная вера в Бога. Ты доверялся ему, и всё по его благословению получалось.
Владыка до последнего служил. Я приглашал его к нам на престольный праздник, а это было буквально за два дня до того, как владыка слег. Он уже, видимо, себя чувствовал не очень. Но не отказался, сказал: «Я подумаю». А потом уже от него позвонили, сообщили, что не может. Теперь уже владыка у Престола Божия молится за всех.
