Архимандрит Андрей (Конанос)
Сегодня мы поговорим об особой группе людей, которые живут среди нас и втайне страдают. Если заглянуть им в глаза, то увидишь, что они страдают, но когда они идут по улице, проблемы не видно: они в трезвом состоянии. Однако когда их скрутит недуг, они сидят дома взаперти, плачут, кричат, бьются головой об стенку, не зная, что сделать, чтобы справиться с этим: боль разрывает их на части, ломает им руки, ноги, всё тело.
Когда их пронзит наркотический голод, они доходят до того, что не знают, куда деваться: просят денег, воруют, нападают на людей, чтобы отобрать каких-нибудь денег – не по злобе, а оттого, что они не выдерживают. Не выдерживают существовать без дозы, на короткое время погружающей их в расслабленное состояние опьянения и экстаза, но при этом так сильно помрачающей их ум и делающей больной душу. Помолимся же сегодня об этих людях, в несчастье которых я испытываю в душе огромную вину.
Я чувствую свою огромную ответственность за них, потому что христианин и священник научен брать на себя всю вину мира, все грехи мира и говорить самому себе и другим, что он виноват во всем. Да, я виноват в большой степени. Черная ряса, которую ношу, притягивает к себе весь свет, она означает, что я ношу в себе и на себе боль людей, скорбь людей, которая очерняет их душу, терзает их и причиняет им боль.
Черная ряса означает, что я живу не для себя, что моя жизнь распята. Она означает, что я передаю Христово послание, благую, радостную и счастливую весть и что ношу в себе целительную силу, которая может преобразить мир. Она означает, что я держу в своих руках Христа и передаю Его людям, она означает, что я принял Духа Святого («Примите Духа Святаго!» (Ин. 20:22)), чтобы прощать грехи, исцелять душевные болезни, помогать людям восстать из своего падения и устремить свой взор к светлому горизонту, чтобы они видели Бога, выкарабкивались из своей ямы и обретали смелость в жизни. Вот что означает ряса, которую я ношу, – она означает, что я священник и, соответственно, христианин. А ответственность наша, христиан, и нашей Церкви огромна.
Однажды меня потрясли слова некоего духовного человека, сказавшего, что во многом виноваты мы, христиане. Мы всерьез убедили людей, что где-то существует нечто восхитительное. Вот уже двадцать веков, как мы убедили людей, что существуют рай, Царство Божие, этакая радость, что существует этакое счастье. И где же? В Церкви. Мы убедили людей, что на этом свете они могут искать для себя абсолютного счастья, великой радости, в изобилии которой они радостным голосом воскликнут от всей души.
Эта ностальгия по раю, это вожделение рая и видно во взгляде людей, стремящихся открыть для себя счастье. Глубоко в душе мы знаем, что это счастье где-то есть. Церковь убедила нас, что рай существует. И вот тут-то и наступает большое разочарование, сильное столкновение этого страстного желания с реальностью, сна с пробуждением, мечты с тем, что мы имеем здесь и сейчас.
Человек грезит о том, чтобы найти где-то Бога, найти какое-то счастье, нечто такое, что коснется его и изменит его жизнь. Он подступается, видит Церковь, входит в нее. Подходит ко мне, подходит к тебе, утверждающему, что ты христианин. Он приходит в надежде, приходит посмотреть, говоря себе: «Дай-ка я посмотрю, что будет? Получу ли я что-нибудь от Церкви? Есть ли что-нибудь такое, что она может мне дать? Вот этот человек, этот мужчина, эта женщина, юноша, говорящие, что они ходят в церковь, – у них есть что дать мне? Вижу, что они входят и выходят из храма. Или вон тот священник, у него есть нечто большее – у него более сильная связь со Христом. Что может дать мне этот человек? Дай-ка посмотрю!»
И человек подходит ко мне, ожидая открыть для себя Церковь, открыть Христа, увидеть в моем лице нечто особенное, другое, чего не дают ему другие люди. Ведь мы так и говорим, что телевизор ничего нам не дает, кино не обладает силой изменить нашу жизнь, мировая цивилизация без Христа не предлагает нам ничего. Вот другой и говорит себе: «Хорошо, я приду к тебе, христианину, священнику, крещеному, проводящему беседы, слушающему христианские радиопередачи, молящемуся; приду, чтобы посмотреть, что у тебя есть, что бы ты мог мне дать. Ну, так что же ты можешь мне дать?»
Он приходит ко мне, и знаете, что находит? В большинстве случаев его ждет разочарование. Он находит нечто такое, чего не ожидал. Или не находит ничего, уходит и говорит: «Они как все. Ходил я туда и ничего не получил. Моя жизнь никак не изменилась».
Он приходит, чтобы поговорить с тобой, но часто слышит, что ты говоришь суровым тоном, судишь, осуждаешь, всё время что-то комментируешь, ругаешься, ты строг, упрям и эгоистичен. Результат таков, что душа человека, молодого человека не может найти усладу, обрести тепло, которого искала, не может восстановиться, проснуться от летаргии, в которой пребывает, и он приходит к ужасному заключению – совершенно ошибочному, но в то же время и очень точному применительно к нам:
– Я ходил в Церковь и разочаровался. Познакомился с христианами и был поражен. Разве это христиане? Разве христиане такие? Что могут дать мне нынешние христиане? Кто из современных христиан может сказать душевное слово, слово, полное утешения, любви, согревающее душу?
Я говорю не о тебе, брат, это не обязательно относится к тебе, может, ты святой человек. Я говорю о себе и таких, как я, – мы не такие, какими должны быть, и разочаровываем людей, потому что, знаете ли, люди находят Христа прежде всего в тех, которые Христовы. Для людей мы – икона Христа в начале их знакомства с Церковью. Немногие познают Господа напрямую, через Божественное откровение, через какое-нибудь видение, через некое чувство, которое они стяжают в молитве. Большинство познают Христа и Его присутствие через других людей.
Один миссионер работал в Африке и спустя несколько лет предложил местным африканцам нарисовать Христа, каким они Его себе представляют. И знаете, что сделало большинство? Одни нарисовали Христа черным, по цвету их племени, другие – с местными характерными чертами лица, третьи таким, каким Он изображен на византийских иконах, присланных из Греции, – каждый изобразил Его таким, каким себе представлял. А один африканец вместо Христа нарисовал миссионера, сделавшего его христианином, крестившего его, в нимбе и с надписью «Иисус Христос, Сущий» (то есть наш Бог, Тот, Который всегда существует), и показал миссионеру, а тот ему сказал:
– Но ты же нарисовал здесь меня? Я сказал, чтобы ты нарисовал Христа, а ты нарисовал меня?
Африканец ответил:
– Да, я нарисовал тебя, потому что верю, что Христос – как ты, потому что я научился смотреть на Христа твоими глазами, потому что ты первым преподал мне Христа в жизни, и я верю, что Христос как ты. Ты научил меня Христу и подал мне мир, утешение, заполнил всякую пустоту в моей жизни, и я уверен, что Христос не может отличаться от тебя.
Ты как Христос и чувствуешь то, что говорит святой апостол Павел: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Вы понимаете? Я излучаю Христа в своих делах, в своих движениях, в своей жизни, через слова, через благодать, которую излучает моя жизнь, а по сути это Христос действует через меня. А я даю Ему свои руки, уста, глаза, тело, всё мое существование, чтобы Он мог действовать в мире для спасения мира.
Это сделал африканец, он нарисовал своего миссионера. Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что мы – икона Христа в мире. Если кто-нибудь хочет говорить с тобой о Христе, а начинает обсуждать священников, христиан, людей из своего квартала и говорит тебе: «Я разочарован, я видел христиан», – то он не прав, потому что только Христос безгрешен и непогрешим, только о Нем ты не можешь сказать ничего плохого. Но Господь поставил нас, чтобы мы представляли Его в мире, а мы не делаем этого, мы зачастую не можем донести в мир Христова послания. Ведь самое важное – не произнести какие-то слова, а передать утешение, любовь, тепло Господа, Его прикосновение, тишину, покой, который Он несет, мир, который Он распространяет.
Души людей не находят у нас отдохновения, и поэтому они делают обобщенное заключение о Церкви – просто отбрасывают всё: нас, а вместе с нами и Христа. Мы с Ним заодно, мы в этом деле идем с Ним «в одном пакете». Если кто-нибудь разочаровался во мне, то он разочаруется и в Церкви – конечно, неправомерно, потому что Церковь как тело Христово свята, тело Господне свято, ведь Господь – ее Глава. Но моя ответственность огромна, огромна и ответственность нашей эпохи, нашей цивилизации, ушедшей так далеко вперед в развитии технологий, кибернетики, интернета.
Во всех этих достижениях мы ушли далеко вперед, но в то же время уходим и далеко-далеко назад, живем словно в медном или каменном веке, в первобытной злобе, первобытных страстях, эгоизме, грехах, неправдах, разврате – в том, что вынуждает молодых людей разочароваться, раниться и ощущать горечь оттого, что в Церкви они не находят того, чего ищут, потому что, к сожалению, я не даю им того, чем обладает Церковь.
Я как христианин, ты – я не знаю, как поступаешь ты. Я испытываю нужду в личном покаянии из-за этого моего неуспеха, и мне впору сказать то, что говорит святитель Иоанн Златоуст: «Если бы мы, христиане, действовали правильно, по-христиански, если бы любили Господа и имели Христову благодать в себе, то не было бы рядом с нами страдающего и измученного душой человека, терзающегося в страшной безысходности; он смотрел бы на наше лицо и чувствовал бы радость».
Не помню, о каком святом я читал в Синаксаре, что он обладал даром одним взглядом отнимать у людей скорбь, отнимать уныние, депрессию. Стоит ему взглянуть на тебя – хоп, и ты меняешься. Тут же. Какой прекрасный дар! Он, святой, имел в себе Христа, и что есть у Христа, то он дает другим: Христос есть радость – он дает тебе радость, и если ты исполнен Христа, то ты исполнен радости. Святой снимает скорбь, боль и горечь с сердца другого. А кто из нас может сказать это? Кто?
Почему наши дети, почему молодежь доходит до наркотиков? Почему? Потому что молодые люди не могут заполнить пустоту в себе рядом со мной, тобой, своей матерью, своим отцом, братьями, в своем квартале, возле своих родных. Почему? Потому что мы не Христовы.
Если бы мы были Христовы, то не было бы наркоманов рядом с нами. Мы бы их вылечили, мы бы их обняли, и в наших объятиях всякая боль и горечь утихла бы. Исчезла бы всякая зависимость, всякая нужда, всякое подавленное состояние, мы совершали бы чудеса рукой, силой, которой обладают руки святых апостолов, прикасавшихся к больным и исцелявших их, прикасавшихся к мертвым и воскрешавших их, говоривших слово одержимым злыми духами и исцелявших их. Тогда и я мог бы совершать такие чудеса.
Сегодня мы не можем совершать таких чудес. Сегодня мы не можем изменять людей таким образом. Потому что вместо того, чтобы подойти к ним с любовью, мы их осуждаем и бросаем в них камень анафемы.
– Отче Паисие, такая-то пара развелась, – сказали однажды старцу Паисию.
И знаете, что он ответил?
– Я виноват в этом.
– Ты? Почему же ты должен быть виноват? Ты же их даже не знаешь?
– Я виноват!
– Но почему же, отче?
– Я виноват! Почему? Если бы я сильно любил Христа, если бы имел сильную связь со Христом и Он был бы для меня как друг, если бы имел такое дерзновение в молитве, то я бы помолился, и Господь услышал бы меня, и они бы не развелись. Но у меня нет такой сильной молитвы. У меня нет такой благодати, чтобы я схватил четки, и эти люди изменились бы.
Святитель Иоанн Златоуст говорит, что если есть один человек в квартале, один достойный христианин в городе, один святой человек, то весь город переменился бы, он повлиял бы на всех людей. Может, это звучит для вас странно? Может, я преувеличиваю? Может, и преувеличиваю. Но что касается меня, я не преувеличиваю. Знаю, что я разочаровываю, я понимаю это и вижу на деле, как часто люди приходят в храм, ожидая увидеть нечто, обрести нечто, некую надежду, которой они не обрели в другом месте, но не находят ее и разочаровываются. И снова уходят огорченные и говорят: «Это не то, я не такого ожидал. Поэтому я разочаровался».
В глубине нашего сердца находится рай, там его черепки, там наше сладкое воспоминание о нем, наша ностальгия по нему. Мы покинули рай и тоскуем о нем, но, чтобы он снова открылся, человек ищет где-то в другом месте – в земле белого рая, в земле белой смерти, в земле экстаза, наркотиков. Тяжело видеть молодых людей, которые, не находя истинного Христа, ищут какого-то Его заместителя, ищут пережить нечто сказочное, экстатичное, опьяняющее, нечто такое, что вырвало бы их из этой прозаичной, больной, изматывающей, бессмысленной реальности и дало бы им некий ложный смысл, некую обманчивую радость, некое опьянение.
Все эти слова, которые я использовал: «опьянение», «экстаз», «исцеление», «радость», «вдохновение», – вы знаете, что все эти слова по сути чисто церковные, ими изобилуют духовные книги наших отцов, «Добротолюбие»; они – опыт наших святых. Мы сохранили их в Церкви, но, к сожалению, не можем передать миру их содержание.
Существует ли сегодня такое экстатичное событие в Церкви, существует ли эта радость в Церкви, этот всплеск радости? Это исцеление, лечение, чудо, тайна, это событие, которое трогает сердце молодого человека и делает его опьяненным, и он с легкостью несет проблемы и скорби жизни? Вы ведь знаете, что сказал Маркс: религия – опиум для народа, наркотик для народа, потому что тогда эксплуатировали религию, чтобы управлять народами и делать с ними, что угодно.
Может, это и верно. А что говорим мы? Мы говорим, что Церковь – это опиум, она – опьяняющее лекарство, очаровывающее душу, без того, однако, чтобы ты терял рассудок, душу, равновесие, она помогает тебе очароваться сладко, напиться трезвенно, чтобы быть в силах выдержать боль жизни. Чтобы справиться с жизнью, нужно быть опьяненным, очарованным Христовой любовью, чтобы смочь ее выдержать и не дать сломить себя боли, притеснениям, болезням, потерям, страданиям, лишениям жизни. Как очарован влюбленный, который собирается жениться и пребывает в чарах любви: он, что бы ни услышал, радуется, он живет в своем мире, он не слышит того, что слышат другие, потому что говорит: «Через неделю я женюсь, а потом уеду на медовый месяц. Я так счастлив и рад, а то, о чем вы говорите, это меня не волнует!»
Это следовало бы делать Церкви, это следовало бы переживать нам, христианам, это очарование, это опьянение, это трезвенное упоение, которое несет Христос и которое не валит тебя с ног, а пробуждает, оно пробуждает все твои клетки. Вся твоя нервная система работает оптимально, ум очень быстр, твоя мысль, душа, взгляд – всё светло, и в то же время ты, однако, как очарованный. Всё это возвещает Церковь, имеет Церковь, но мы, христиане, не ощущаем этого, у нас этого нет: нет вдохновения, любви, всплеска радости и счастья.
А если ты покатился по наклонной плоскости, то уже не останавливаешься. Ты остановишься только на дне. Только в конце. Может, ненадолго приостановишься и в тюрьме, но насовсем – только когда окажешься в могиле. Но оттуда уже нет возвращения, там нет исправления, тогда уже слишком поздно возвращаться назад.
Поэтому не надо вообще начинать, не надо полагать этому начало, не надо никогда пробовать.
(Продолжение следует)
