Архимандрит Андрей (Конанос)

Как-то меня пригласили в одну гимназию, чтобы я встретился и побеседовал с учениками. Утром, на молитве, я заметил, что некоторые дети вообще не молятся, стоят во дворе и общаются. Зашел я в класс и увидел одного из ребят, стоявших во дворе. Сказал ему:

– Хочу спросить тебя кое о чем, ругать не буду. Почему ты во время молитвы не молился, а разговаривал?

Он ответил:

– Сказать тебе правду?

– Скажи!

– Я не хочу молиться, отче! Не хочу! Я что, обязан? Не хочу я молиться Богу! Тебе это мешает?

– Нет, не мешает. Я просто спросил тебя, потому что ты шумел.

Тут присоединились и его одноклассники, и один сказал:

– А зачем нам верить в Бога? Зачем ходить в храм насильно? Зачем это надо, чтобы Бог ограничивал нас по жизни? Почему Он всё должен превращать в трудности? На каждом шагу: «Этого не делай, того не делай!»

Когда он говорил, пятеро-шестеро аж завизжали, потом все подняли руки. Я сказал им:

– А ну-ка постойте, постойте немного! Я понимаю, что тут какая-то проблема. У вас проблема с Богом, так?

– Большая проблема! – сказал один.

– Так расскажите мне.

– А вы дадите нам говорить?

– Дам, я вообще не буду вас прерывать, только говорите по одному.

Один мальчик поднял руку и сказал:

– На меня сильно давили дома из-за Бога и Церкви.

Другой сказал:

– Для меня Бог стал чисто навязчивой идеей.

Бог – и навязчивая идея? Я спросил его:

– А где ты слышал такое слово?

– Да, прижимали меня в детстве родители, прижимали с этой Церковью. И если дашь мне сказать правду, то я много историй тебе расскажу.

– Много не говори, расскажи только один случай, и коротко.

– Расскажу тебе один, отче! – он забыл, что ко мне надо обращаться на «вы». – Пошли мы однажды всем классом в церковь, и поскольку я разговаривал в храме с одним мальчиком, то учитель, который молился, вывел нас на улицу со словами: «Вон из храма!» Потому что, как он сказал, внутри бить запрещено, а снаружи можно, вот он и дал нам пару тумаков, оттаскал за уши, вернулся в храм, опять занял свою молитвенную позу и продолжил молиться. А я всё время спрашивал себя: «Ну что это за дела, что это за Бог? Почему Божий человек так жестоко обошелся со мной?»

Другой ребенок спросил меня:

– А сказать и мне что-то личное?

– Скажи!

– Когда я был маленьким и читал комиксы с Микки Маусом, один учитель, который говорил, что очень верует в Бога, взял, разорвал их перед всем классом и выбросил, говоря: «Это нехорошие журналы, тебе вредно читать такое».

Третий поделился следующим:

– А меня директор отвел в канцелярию и сказал: «Слушай, дитя мое, я Божий человек и дам тебе хороший совет: не дружи с этим мальчиком из вашего класса, потому что он плохой». И он научил меня, отче, делить одноклассников на хороших и плохих: «С этими не говори, они для тебя опасны!»

В классе был и его друг, с которым директор советовал ему не говорить, он поднял руку и сказал:

– А ты помнишь, что мы с тобой всё равно не перестали дружить? Учитель говорил, чтобы мы не разговаривали, а мы дружили.

Еще один ученик сказал:

– А у меня, отче, в кармане были маленькие карты, которые называются покемонами, в Афинах они есть, это такая детская игра, и один учитель постоянно говорил мне: «Эти игры от сатаны!» Всё, что мне нравится, запрещают! Когда мне что-нибудь приятно, Церковь тут же говорит: «Не делай того, не делай этого!» И на душе у меня сразу появляется вина, подавленность. И всё это во имя Бога.

А один ребенок сказал лучше всех, меня это очень тронуло:

– Отче, а сказать тебе что-то? Меня по жизни научили испытывать неприязнь к Богу, но я скажу тебе: Христос лучше всех!

– Ну-ка повтори.

– Христос лучше всех! Христос не виноват, это люди, говорившие мне о Христе, не помогли полюбить Его, заставили Его бояться, смотреть на Него как на угрозу, препятствие моему характеру, развитию, свободе, радости.

Я сказал:

– Дети, то, что вы говорите, очень важно. Это страшные истины, которые меня потрясают, потому что я священник, и мне следовало бы не быть виноватым в том, что вы сегодня чувствуете, но, к сожалению, на мне тоже есть вина!

Думаю, слова «нажим» и «Христос» несовместимы. Если чувствуешь, что на тебя давят, когда делаешь что-нибудь, этого делать не стоит. Христос – это свобода! Если ты постишься под чьим-нибудь давлением, тогда не стоит поститься. Если ходишь в церковь под давлением, Христос опечаливается. Или если с трудом встаешь, чтобы помолиться, то Бог от тебя не хочет этого насильно. Старец Порфирий говорил: «Богу не нужна барщина», – то есть чтобы Ему что-нибудь давали насильно, Он хочет свободы, радости. Если я ношу эту рясу, а внутренне не хочу ее носить, тогда не стоит этого делать. Если вы пришли сюда насильно, то тоже не стоило этого делать. Христос хочет малого, но от всего сердца!

Когда-то Господь даже дошел до того, что сказал Своим ученикам:

– Может, вы тоже хотите уйти? – потому что некоторые ушли от Него, поскольку Он говорил трудные для вероятия вещи. Он говорил о Своей жертве, о Святом Теле и Крови, и некоторые сказали: «Ну что это за непонятные слова?» И ушли от Него.

И Христос спрашивает Своих учеников:

– Может, вы тоже хотите уйти? Пожалуйста, вы свободны. Вы любите Меня? Оставайтесь! Не можете? Тогда уходите!

Как это замечательно! И тогда святой апостол Петр сказал:

– Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной (см.: Ин. 6: 67–68).

Господи, к кому нам идти? Нам с Тобой хорошо, с Тобой у нас душа успокаивается! Мы с Тобой не насильно! Мы этого хотим, и поэтому мы тут!

Это, возлюбленные, бесценно. Христос дал нам право свободного выбора.

Может, братия мои, то, что я говорю, звучит поверхностно? А то кто-то сказал мне:

– Ты говоришь так, что вещи кажутся немного поверхностными.

Я ответил ему:

– А чего ты хочешь, как мне сказать это?

То есть стоит ли говорить такие слова, чтобы другие пришли от них в ужас и остались с нами насильно?

Впрочем, я спросил детей:

– Дети, а сейчас вы не хотите исповедоваться? Не хотите пойти в церковь?

– Да-да, сейчас хотим, а не как раньше, теперь мы думаем по-другому. Не насильно!

Мать Гавриила говорит: «С тех пор как я надела рясу, я перестала много говорить людям о Боге, потому что теперь говорит моя ряса». Если кто-нибудь в рясе пройдет мимо твоего дома – это Бог говорит. Ты думаешь: «Вот прошел священник. Прошли монахиня, монах». И не нужны уже ни проповедь, ни давление. Если мой пример тебе говорит о чем-нибудь, это войдет тебе в душу, и не надо говорить слов. Если я пощусь, если молюсь, если у меня на душе мир, то не надо говорить лишних слов, это видно само по себе. И не нужно уже никакое давление.

Как-то один подвижник прошелся со своим учеником по городу, заранее сказав ему:

– Мы пойдем совершать миссию.

Ученик думал, что они будут беседовать с людьми, ждал, чтобы старец сказал что-нибудь, а он молчал. Так прошли они по всему городу и вернулись в келью. Ученик спросил:

– Отче, а мы что, ничего не будем говорить людям?

– Дитя мое, а мы уже сказали: они же нас видели.

Ребенок тебя видит, жена тебя видит (муж тебя видит), и не надо уймы раздражающих слов, наш пример сам за нас говорит. Поэтому Господь сказал: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5: 16). Есть ли у тебя свет? Сияет ли свет в твоей жизни? Тогда хочешь, не хочешь, а другой его увидит. И не надо говорить ему слов, он увидит твои дела, твое смирение, доброту.

А вы заметили, что чем больше говоришь кому-нибудь, тем больше добиваешься обратного результата? Когда даешь советы насильно, он начинает сопротивляться. Вчера одна женщина сказала мне:

– Мой муж не ходит в церковь. Что мне делать?

– Ничего не делай! Кто тебе сказал, что надо насильно менять его? Разве он не тебя видит? Когда ты месишь просфору, разве он не понимает, что ты веришь в Бога и тратишь время на то, чтобы испечь просфору? Это ли не проповедь? Неужели надо всё время говорить? Не надо ему говорить ничего!

Другой видит, что ты делаешь. Когда он видит, что у тебя есть дети, а ты рожаешь еще двух, трех, четырех, пятерых, разве он не понимает, что ты веришь в Бога? Зачем ты их рожаешь? Если бы ты не верила в Бога, разве у тебя было бы так много детей? Вот это проповедь! Другой видит и получает свое послание. А давление приводит к обратному результату!

Скажете: «А разве ты сейчас не говоришь нам?» Да, говорю, но потому, что вы этого хотите. Я не принуждаю слушать. Хотите – слушаете, и я говорю. А если бы не хотели, я не мог бы вам ничего сказать, да и говорить не надо было бы.

В моем квартале есть один мальчик, которого зовут Орестис. Родители ему постоянно говорят, что он делает грехи – им всё кажется грехом. Слушает музыку – ему говорят, что он грешный; пойдет играть в мяч – спрашивают, зачем он согрешает; поиграет в бильярд – опять грех. Они его хотят водить в церковь, а мальчик отказывается, потому что они на него давят.

Однажды вечером мы с ним говорили (это было давно, еще до того, как я стал священником), стояло теплое лето, на небе были звезды, он растрогался и сказал:

– Завтра я наконец пойду в церковь!

– Правда? – спросил я его.

– Да, пойду!

– Я рад, что пойдешь.

На следующий день его отец позвонил и сказал мне:

– Ну что будет с этим ребенком? Он и сегодня не пошел в церковь! Встал в восемь утра и пошел играть в бильярд в соседнем квартале!

– В самом деле? – я расстроился, и мне стало стыдно перед отцом, что мальчик сказал мне одно, а сделал другое. – Ну что вам сказать? Мне очень жалко вашего ребенка!

– Он ничего не слышит, когда ему говорят, просто как горох об стенку!

Вскоре я позвонил Орестису и сказал:

– Ну как тебе не стыдно! Не из-за того, что не пошел в церковь, а что обманул меня. Сказал, что пойдешь, а сам не пошел.

– Я ходил, отче!

– А отец звонил мне и сказал, что ты был на бильярде.

– Я его обманул. Встал в восемь, но не пошел в тот храм, куда они ходят, а в другой, в соседнем квартале. Когда я иду с ними, они меня потом хвалят: «Молодец! Вот так ты станешь хорошим мальчиком! Вот так и слушайся нас, делай, что мы говорим! Сейчас мы за тебя радуемся!» А я не хочу чувствовать себя так, как будто угождаю им, вот и пошел в другое место, потому что хотел свободно чувствовать Бога. Я не выношу, когда на меня давят.

Я сказал ему:

– Такой ты мне очень нравишься! Так и ходи каждое воскресенье, даже если будешь говорить, что ходишь на бильярд, на пляж. Делай что хочешь, но только ходи в храм!

– А я не совершаю здесь греха?

– Но ты же ходил в церковь!

Многого из того, чего мы хотим, Бог не дает нам потому, что мы этого в действительности хотим не для души другого, а для себя, чтобы самим быть довольными. «Пусть сын женится на той, которую я хочу, для его же блага». Вроде бы и так! А про себя думаем: «Чтобы исполнилось мое желание и он угодил мне. Я же так мечтала о таком будущем для своего ребенка!»

Я не понимаю, что всё же должен делать твой ребенок? Исполнять твои мечты или жить себе свободно, как и ты жила когда-то? Ведь разница тут огромная.

Когда оказываешь давление, ты получаешь противоположный результат. Ведь душа человека чувствует. Ты прикасаешься к нему, а он себя чувствует так, как будто его обматывают колючей проволокой, поэтому он лишается мира в душе, хочет воспротивиться и как-нибудь отреагировать.

Если я спрошу вас, как вы смотрите на тот или иной грех, то будьте уверены, что все грехи, которые мы так или эдак оцениваем, Бог оценивает совершенно иначе. Понимаете, о чем я говорю? Я имею в виду, что если я скажу тебе, какой грех есть у какого-нибудь человека, и спрошу, каким тебе кажется этот грех, который он совершил, то ты скажешь: «Ой, это действительно ужасно!» Бог, однако, смотрит на это совсем по-другому. И наоборот. Кто-нибудь, может, совершил малый грех, но Бог может считать его большим, а огромный грех может считать незначительным, потому что Бог смотрит не только на грех, но и на то, с чего всё начиналось. Христос смотрит не только на кашель, но и на то, как он начался, кашель – это симптом, что-то такое, что проявляется. А причина сидит глубоко в душе – это что-то другое, чего мы, к сожалению, не видим.

Приведу вам пример. Один ребенок курил. Однажды его мама пришла ко мне и сказала (сначала, перед тем как я начну исповедовать детей, родители подходили и говорили мне, что сказать детям, но сейчас, естественно, перестали, потому что поняли, что ничего у них не выйдет):

– Отче, я хочу сначала увидеться с вами!

– Конечно, приходите.

– Мой Василий стал в последнее время курить. Прошу вас, когда придет, скажите ему, чтобы бросил!

– А вы ему это говорили?

– Говорила.

– И что, бросил?

– Нет, но вы – это же другое дело.

– Если другое, тогда позволь мне действовать, как я сочту нужным. Если ты действительно думаешь, что то, что я говорю, правильнее твоего, тогда позволь мне сделать то, что я решу.

– Хорошо, отче! Я не ожидала, что вы окажетесь таким!

И она ушла. Подходит ребенок.

– Василий, ты куришь!

– Да. А откуда вы знаете, отче?

– От тебя пахнет табаком. Ну и как, тебе нравится?

– Не то чтобы мне нравились сигареты…

Скольких детей я спрашивал, нравятся ли им сигареты, только трое сказали, что им нравится этот запах, а все остальные сказали, что тут другая причина.

– Почему ты куришь?

– Потому что у меня стресс.

Ну, это понятно – стресс!

– А почему у тебя стресс?

– Потому что у меня много трудных экзаменов и я в большом напряжении.

Понятно, у него экзамены, он в напряжении.

– А почему ты, Василий, в напряжении?

– Потому что боюсь, что меня срежут на экзамене и я не сдам его.

Понятно, он боится провалиться.

– А если тебя срежут на экзамене, что тогда будет?

– Если меня срежут на экзамене, родители отвернутся и оттолкнут меня, потому что они и так говорят, что на меня не надо зря тратить столько труда и денег.

– Понятно! А что ты еще чувствуешь?

– Чувствую страх и неуверенность в себе, чувствую, что если провалюсь на экзамене, то потеряю их любовь. И прихожу от этого в ужас! Я ведь останусь совсем один!

А с чего всё начиналось, видите? С сигарет. «Если опять начнешь курить, попадешь в ад!» – мать только это и видела, ее ничего больше не интересовало. Она даже не спросила себя, почему он курит, а только повторяла: «Брось курить! Брось курить!» Это всё равно что говорить кому-нибудь: «Не кашляй! Не кашляй!» А ты найди причину, по которой он кашляет, устрани эту причину, скрытую в глубине души, и кашель сам пройдет.

Этот мальчик сказал мне, что у него стресс, что он испытывает страх, неуверенность, он чувствует, что родители его не ценят. Они его оценят, только если он сдаст экзамены, а не сдаст – тогда ему грош цена, и он боится, что лишится их любви. Поэтому и курит! Следовательно, что такое курение для этого ребенка? Грех или прибежище? А к кому ему прибегнуть? И куда?

Кто-нибудь скажет: «К Богу». Да, но к какому Богу? А мать показала ему Бога должным образом? Я показал ему Бога правильно, чтобы он Его полюбил?

(Окончание следует.)

Источник