Почему человек, пришедший в Церковь в поисках избавления от чувства одиночества, подчас бывает одинок и в ней? Причин тому может быть много, они могут лежать глубоко в человеческом сердце, но наряду с этим бывают и простые, в каком-то даже смысле житейские моменты, на которые непременно в таком случае нужно обратить внимание — с тем, чтобы разобраться в себе и ситуации. О некоторых из них — в этом материале.
Порою человек, начавший воцерковляться, посещать церковные службы, приходит и жалуется: церковные люди общаются иначе, чем «светские» за пределами храма — держат дистанцию. И столько переживаний по этому поводу бывает, что о дистанции в Церкви, наверное, стоит поговорить отдельно.
Я убежден, что общение между прихожанами одного храма непременно должно быть теплым, искренним, неформальным — и это не что-то второстепенное, это очень важная вещь, на которую нужно обращать внимание и настоятелю, и тем, кто более или менее давно в этот храм ходит. Образец таких взаимоотношений мы можем найти в повествовании о жизни ранней Церкви — в Деяниях, Посланиях апостольских: мы видим, что члены христианских общин в то время жили общей жизнью и не устанавливали между собой никаких преград. Но тождественные ли это понятия — преграда и дистанция? Отнюдь нет — преград быть не должно, а дистанция часто необходима.
«То есть нужно общаться друг с другом, как в девятнадцатом веке?». Бывает, что человек, пришедший искать в Церкви близости и тепла, оказывается готов обидеться на само слово «дистанция». Нет, я не считаю, что нам нужно пытаться воспроизводить в поведении дореволюционную эпоху, которая к тому же отнюдь не была эпохой расцвета церковной жизни. Просто и близость, и тепло нужно опять-таки понимать правильно: мы не должны позволять себе слишком сильно вторгаться в жизнь другого человека, процесс общения с людьми, повторюсь, должен носить деликатный характер.
В чем эта дистанция может и должна выражаться? Прежде всего, нужно понимать, что люди в храме не хотят сближаться на основе вещей праздных, пустых, уж я не говорю нехороших. Поэтому возникает порой ощущение, что в нецерковной среде сблизиться с новыми знакомыми легче. И там действительно всё бывает быстро и вроде бы просто: куда-то сходили, где-то развлеклись, о чем-то поговорили, рассказали друг другу какие-то сплетни, польстили друг другу — и люди моментально на этой почве срастаются. Я не хочу сказать, что только плохое сближает неверующих людей, но именно страсти очень часто играют роль катализатора отношений. А человек церковный таким попыткам найти с ним контакт противится, он пытается себя от этого блюсти. Нужно сближаться на основе хорошего, но далеко не все это умеют.
Еще один непростой для некоторых вопрос: почему люди в храме, в том числе и священник с прихожанами, зачастую говорят друг другу «Вы»? Это, на мой взгляд, правильно, потому что тоже помогает избегать фамильярности, которая ни к чему хорошему не приводит. Когда люди сближаются сверх меры, в особенности если это сближение стремительное, потом, когда выясняется, насколько они все-таки разные, они столь же стремительно расстаются — и расстаются зачастую конфликтно, не по-доброму. А «Вы» предполагает безусловное уважение к собеседнику, и так обращаясь к человеку, гораздо менее вероятно наговорить ему чего-то, о чем впоследствии придется жалеть. Хотя я знал одного человека — руководителя до крайности темпераментного, горячего, который мог в порыве негодования сказать подчиненному: «Вы скотина!», но всё же это исключение из правил.
Само выражение «быть близко» нужно понимать как готовность прийти на помощь, готовность выслушать человека, готовность оставить свои дела и что-то сделать для него. Но это не значит погружаться в другого человека с головой, впитывать в себя его самого и его эмоции буквально до спинного мозга. Погружаться с головой в другого человека можно в том случае, когда это муж и жена, когда это твой ребенок — когда это очень близкие люди, которые в полном смысле слова живут одной жизнью. А иначе это будет приводить к большим искушениям и к душевному расстройству.
Мне кто-то жаловался однажды, что болезненно воспринимает фразу «Со святым вечером Вас!» — что-то в ней проглядывает искусственное, чопорное, так что и хотелось бы пообщаться тепло, а не получается. Я бы сказал, что для кого-то эта фраза может быть и естественной, но бывает и так, что само ощущение — ты находишься в церкви — немного подмораживает человека. С одной стороны, это ощущение рождается из чувства благоговения, которое в храме испытывают даже нецерковные люди. С другой, это благоговение естественно порождает определенную сдержанность, собранность, но это должны быть всё же мы сами — не нужно надевать на себя какую-то форму, как рыцарь надевает доспехи. Человек болезненно воспринял, скорее всего, не то, что ему так сказали — нет ничего плохого ни в этом приветствии, ни в каком-то другом, более обычном, — а то, что его душа почувствовала: в данном конкретном случае это какой-то «синтетический продукт». Когда люди ходят по храму в доспехах, доспехи соприкасаются, а люди не соприкасаются. И это рождает чувство неудовлетворенности, душевной тоски.
Когда-то от Владыки Лонгина — Митрополита Саратовского и Вольского — я услышал слова: «Необходимо уметь быть и близко, и в то же время далеко». Тогда я еще не совсем понимал, что эти слова означают, но со временем, неся служение священника, стал понимать. Священник может с людьми дружить, но у священника всегда будет определенная с людьми дистанция. Иначе просто нельзя. Если этой дистанции не будет, то ничего хорошего из его общения с прихожанами не получится. Произойдет разрушение тех взаимоотношений, которые у человека должны быть со священником как таковым.
Порой приходится отвечать на два взаимосвязанных вопроса: «Если дружишь с человеком, и он становится священником, можно ли ему исповедоваться?» и «Если исповедуешься священнику, можно ли с ним со временем начать дружить?». Надо сказать, что традиция предусматривает в отношении исповеди и родства только один запрет: жена священника не должна исповедоваться своему мужу. В том, что касается родственников, друзей, всё зависит от конкретной ситуации. И я бы добавил: зависит от того, насколько тот, кто исповедуется, сам сможет дистанцироваться и исповедоваться Богу, а не священнику.
Ко мне как-то пришел на исповедь давний и близкий мой друг, который намного меня старше и наши отношения с которым были далеко не всегда безоблачны. Для меня это был напряженный момент, но когда он исповедовался, я ощутил: он действительно понимает, что стоит перед Богом, и все наши прежние ссоры, конфликты совершенно оставлены в стороне. Конечно, такая исповедь вполне может быть, и ей не нужно полагать преград. Собственно говоря, так же и священники порою, являясь друзьями, могут друг другу исповедоваться — это обычная практика. Но бывает иначе: человек не перед Богом кается, а вцепляется в самого священника: постоянно, и на исповеди, и не на исповеди, излагает ему свои мысли, жалуется на что-то. И священник вроде бы не может от этого уйти, но тем не менее уходить должен, потому что иначе он никому больше помочь не сможет, кроме одного-единственного человека, который захватывает всё его время и всё его внимание.
Еще хотелось бы сказать, что порой ошибкой в дистанции является вопрос: «Как Вы пришли к Богу?». Не скажу, что его не нужно задавать, но у нас его почему-то любят задавать как-то походя: его задает корреспондент, который делает опрос, и ты еще толком не понимаешь, о чем будет материал; его могут задать знакомому, с которым буквально сегодня познакомились на службе, по дороге домой в переполненном трамвае; меня однажды даже врач спросил, меряя мне давление: «Интересно, а Вы как к Богу пришли?» — и тут же начал говорить о чем-то другом. Сложилось, может быть, впечатление, что это способ поддержать непринужденную беседу, но на самом деле это глубочайший и серьезнейший вопрос, который задается в данном случае в совершенно неподобающий момент. И ты стоишь, как оглушенный, и думаешь, отвечать или не отвечать: с одной стороны, каждому, требующему у тебя отчета в твоем уповании, нужно, как говорит апостол, дать ответ с кротостью и благоговением (1 Пет. 3, 15). А с другой стороны, говорить всерьез о том, как в твое сердце Господь вошел, в такой ситуации — значит ставить себя в положение нелепое и, что еще хуже, метать бисер — не будем уточнять, перед кем… Поэтому задавая вопросы и стремясь узнать человека, мы должны представлять себе реставратора, который подходит к иконе. Самое главное — не навредить. Если же человек об этом не думает — и результат соответствующий получается.
Газета «Православная вера» № 22 (594)
